понедельник, 9 августа 2010 г.

Этюды городского одиночества. Фрагмент 41.

...Она смотрела мне в след так, как люди смотрят перед собой на дорогу что бы не наступить в лужу...она осторожничала выискивая безопасное место. Голосом, полным меланхолии, я выстрелил первым:
- Тебе не идет такой взгляд...
- Простите, что? - На твёрдую 10 она исполнила мою любимую фигуру: "Наклон головы женщины в удивлении".
- В-З-Г-Л-Я-Д... - медленно процеживая каждый звук. - Вы с ним чужие. Этот великолепный взгляд, класса "женщина-мужчина" в твоём случае - совпадение, ему там неуютно.
- И как давно мы на "ты"? - Фигура вторая: "Губы Джоконды-глаза Клеопатры". Не особо сложный трюк, но мастера выдаёт сразу.
- Минут 6-7. С того момента, как ты подумала что "было бы не плохо.."
- Вы читаете мысли? - "Улыбка Монро".
- В основном на ночь...перед сном. В общем, я идеально тебе подхожу. В твоём распоряжении 15 минут на сомнения и амбиции.
"Румяная Ванга"
- Хам.
- 14:56.
....
Ночь.
Занавес.

пятница, 15 января 2010 г.

Четыре чуда Пелагеи Ильиничны. Чудо первое.

Пелагея Ильинична не любила праздных бесед еще с того времени как была мужчиной. Сурового нрава женщина, для своих преклонных лет отличалась неуёмной энергией и одержимостью воспитанием всех и вся в духе тотального пуританства. Подчинение ей - было краеугольным камнем её воззрений на бытие бренное.
Бывало даже, ребятишки заиграются в саду, как это у детворы водится – с криками, смехом, легкими ушибами и бегом на третьей детской сумасшедшей скорости. Так Пелагея Ильинична, сидеть сложа руки не может, она хватает что по приятнее – охотничье ружье, картечью заправленное и через пять минут она на крыльце. В косынке, кедах, камуфляжных штанах и брезентовой накидке, с ружьем на перевес. В 35 градусную жару. В 92 года…
И только голова ребячья появится среди листвы – бабах в ту сторону. Опять голова – опять бабах! Потом перезаряжает, обильно поливая матом всё происходящее, существенно расширяя словарный запас нерасторопных или любопытных ребят. А детвора, знай только носится себе по саду и дразнилку ей кричат: ''Хааа! Пелагея была Фёдор! Пелагея была Фёдор!''. А она всё в бессилии злится, кулаком им грозит и всё высмотреть старается – наступит ли нога ребяческая на мину аль нет? Но всё не везло как-то с минами Пелагее Ильиничне.
Сердобольный сосед ей даже замечание сделал как-то, по неосторожности. Мол, “что это Вы, Фёд…ммм…Пелагея, себе позволяете по детьям направо-налево казенные патроны расходовать?” Так она из куртки нож разведчика достала, “вишенку’’, - говорит, - будете без косточки?" И в два прыжка через забор и прям к шее, носящей голову непомерно умную. Хорошо, что у соседа водомет под рукой был - он на рычаг нажал и траекторию агрессивной соседки поменял малость. Поэтому удар пришёлся не в шею, а в оконную раму. И токмо Пелагея Ильинична хотела, развернувшись, наподдать ногой за неуважительное обращение так сказать, как сосед скрылся в недрах копоти дымовой шашки, любовно припрятанной у крыльца на такие вот случаи. А Пелагея Ильинична вытащив нож из рамы, шла и размышляла, мол “Экая дикость – пенсионерок из водомета сбивать! Вот понимаю автомат Калашникова! Тут уж никакой пенсионерке не устоять – такая мощь и простота! Кто ж тут устоит-то?”
И вот однажды, она так разозлилась на детишек, что прям не одеваясь ухватила ружье, высунулась из окна и бабах на детский голос. Картечь, отрикошетив от дитяти, ей все стены изрешетила, а ребятёнку хоть бы что – бежит, смехом заливается. И вот одна из дробинок попала прям в радио настенное, по которому Пелагея Ильинична любила слушать старые песни, новости, записи со вскрытия трупов и прочую муть, которую такие пенсионеры любят. Так диктор в новостях, после шальной дроби - шепелявить принялся! Представляете?
Ух сколько было удивлений и разговоров! Целых три дня никого не подстреливала Пелагея Ильинична, а дети даже собирались в кружок вокруг нее и слушали наставления на жизнь взрослую. Потом приехал ученый человек - наутюженный, выбритый и пахнущий, удивился несказанно и позвал другого ученого человека – важного, высокого и с глазами проветренными. Он то и молвил было, прилепив на радио бумажку круглую (липнущую такую): “Сим объявляю чудо сие «Чудом неслыханным».” После чего собрался, дал Пелагее коробку рыбных консерв зачем-то…и уехал писать о «Чуде неслыханном» в очередную книгу для растопки печей.
Пелагея же, радио более никогда не выключала, а когда начинались новости, то улыбалась и даже не стреляла по ребятишкам.
Такое вот – странное, необычное и противоречивое, как сама Пелагея Ильинична, первое чудо было.

понедельник, 26 января 2009 г.

Черновик "Не все, так многие..."

- Итак, господа, сейчас Натан Болеславович представит высокопоставленной публике, результат трудов своих по непричинной материализации..
Натан Болеславович укрыл столик для сигарет белоснежной скатертью, поставил на него свой цилиндр, надел на тонкие руки белые перчатки, затем поднял голову и сказал:
- Господа! Материализация, давно не представляет труда, особенно мне, человеку пылкому и по науке естествующему. Внимание!
В ту же минуту он сорвал цилиндр со столика и на изумленную публику выпученными глазами уставилась голова индейца, раскрашенная ритуальными полосками.
- Браво! - зашумела публика.
- Но это еще не все! - азартно произнес Натан Болеславович - Вот Вы, Многоуважаемый Амадей Кутепович Перескопов, вот адресуйте голове дурное слово и она в Вас плюнет!
- Помилуйте, сударь! Как можно по чем зря сквернословить... Понапраслину возводить.
- Нет, решительно нет! Амадей Кутепович, я настаиваю.
- Ну раз, Вы так просите, только из уважения к Вам и к моим гостям, если обществу угодно...
- Угодно! Обществу угодно. - загудело общество.
- Право слово, в ином случае я бы ни в жизнь...
- Смелее! - воскликнул Натан Болеславович.
Весь диалог голова корчила рожи, и тут вытаращилась на Амадея Кутеповича.
- Осел. - тихо проронил стеснительный Амадей Перескопов.
Тут же в его сторону понесся плевок.
- Браво кудесник! - прокричала Бархатная Жозе - Браво!
Шквал аплодисментов заставил раскланяться Нантана Болеславовича. И даже Амадей Кутепович обтирая щеку, попутно хлопал в ладоши.
Голова же, тем временем, стала издавать совершенно потусторонний гул, за что была спрятана под цилиндром.
- С Вашим талантом, Натан Болеславович, в столицу надо. Что же, позвольте спросить, такой человек просыхает в провинции? - воскликнул юный и как всегда восхищенный Тихон Павлович, едва овации стихли.
- Позвольте господа, - возбужденно произнес Натан Болеславович, аккуратно складывая скатерть - что же я, прохвост какой? Видано ли барские карманы обирать, мне, человеку пылкому и по науке естествующему?
*****************************************************************************
- Скажите Аркадий Привсталович, Вы верите в переселение в душ?
Аркадий Привсталович не успел произнести ни слова, как тотчас его перебил важный и столичный Иннокентий Дармирович:
- А как же! Веримс. Вот в столице, был случай: у его высокоблагородия Герцога Оливьена конюх был, юродивый Христа ради. Так он пятого дня сего месяца, отгрыз сыну, его высокоблагородия, кадык. Вышел, стало быть, многоуважаемый Герцог Оливьен на двор, владениями любоваться и видит что лежит его чадо, пеной заходится, кровью умытый как земля росой. И ротиком своим воздух жадно глотает, аки тот морской слон, что на брег прибило. И сидит над ним конюх его, жует жадно, а у самого кровь по подбородку хлыщет, как жир куриный у трактирщика по усах. Ну смекнул его высокоблагородие что к чему и молвит конюху: "Ах ты ротозей, опять балуешси? А вот я тебя проучу как следует. Но не плетьми да розгами сыт будешь, а в четырех стенах волком выть станешь!" И переселил его из конской опочивальни прямехенько в душ. Заметьте, с холодной водою только. Сынишке потом новое горло вставили, а старое в семейный музей увечий определили, к глазам его сестры да потрохам герцога.

*****************************************************************************
- И все же не понятно мне. Растолкуйте человеку умом бедному и ученья не сведущему, на кой рог, Вам Амадей Кутепович, письмена египетские по стенам расписанные? Да не простые, а начала третьего тысячелетия, украшавшие памятники Мемфиса южной части дельты Нила. И рядышком так, письмена с усыпальницы Джосфера, впритык к надгробным заклятиям с пирамиды Хефрена. Мало того, что сие дурной тон и полная безвкусица, так еще и Вам зачем? Вы же, позвольте, не египтянин и не египтолог!
- Помилуйте, Карл Наумович. Вот вопрос и Вам, для разъяснения сути - зачем существует
португальский язык, коли Вы его не знаете?
- Nao acho [Не подумал] ... - на чистом португальском произнес Карл Наумович.
*****************************************************************************
- Да он и внешностью-то обделен не был. Так сказать, красотою мужской: сам статный, а лицо, как горб больницы с татуированными трупами на решетках. Дух захватывало в его обществе, да и женщины вниманием не обделяли...
*****************************************************************************
- Здается мне, Аркадий Привсталович, что Вы уже четверть часа как отошли в мир иной...
- Не извольте беспокоиться, в местах где я воспитывался, быть лицом посеревшим да в конвульсиях биться - этикетом предписано. А рана стреляная в голове, так это для пущего эффекта, так сказать придания шарма и живости беседе.
- Да уж, а я, поди, испужался. Жаль только Алексея Никифоровича... Самую малость не дотянул он до своей кончины... Бывают случаи и вправду внезапной смерти. Он ведь, Вам подобно, пулю в висок пустил, а выжить забыл смеха ради...
***************************************************************************

среда, 17 декабря 2008 г.

Пункт раздачи люлей.

Эта табличка на кожаной обивке двери не могла не притягивать взгляд. Ее могли ненавидеть, могли бояться, но равнодушных не было. Уверенный в себе прямоугольник, ослепляя золотом оповещал всех, в чьем поле зрения находился, что за дверью не какое-нибудь профсоюзное сообщество, и не отдел кадров, и даже не управление по делам всякого разного, а собственной персоной "Пункт раздачи люлей"! От каждого слова по отдельности исходил мрачный холодок, а от осознания написанного мозг хотел переползти в карман, ибо на подобные потрясения он не рассчитан.
А лаконичная маленькая приписочка "круглосуточно" и вовсе способствовала росту депопуляции всех смертных особей.
Стоит ли говорить, что особо улыбчивых людей, было невообразимо сложно увидеть в очереди перед этой камерой пыток. За дверью же, по обыкновению, не умолкала ругань и глухие постукивания по чему-то твердому или не очень...
Так и в этот раз. Одиноко сидящий в очереди плюгавый мужичок, истерично сжимая в руках бланк направления, негромко всхлипывал и утирал нос потертым рукавом, напоминая тем самым провинившегося учащегося младших классов, не самого смелого, стоит заметить. Даже мимолетный взгляд в его сторону давал полное и ясное представление о содеянном: инженер, задал не верные размеры и что-то где-то со смаком еб...сь.
Вдруг дверь распахнулась и, сопровождаемый отборным матом, из кабинета вылетел мужчина лет сорока на вид. На заплаканном лице, отчетливо виднелись следы средне размерной человеческой пятерни, а так же большое количество печатей разного калибра с мыслимыми и немыслимыми аббревиатурами. Мужчина в очереди узнал в этом крупном дядечке, того самого гада, который и выписал направление.
В открытом дверном проеме, мужичок увидел сидящую за высоким столом даму, в окружении огромного количества телефонов. Дама поднимала трубки одну за одной (а иногда и несколько сразу) и поливала матом и руганью всех собеседников. Она поражала воображение объемом словарного запаса и непревзойденной лексической гибкостью. Повернув голову в сторону двери, дама прорычала "следующий!".
Встретившись глазами с дамой мужичок побелел, тело перестало слушаться, а ноги как-будто не имели костей и состояли исключительно из ваты. Превознемогая плюшевый синдром, мужичок облокотился на подлокотник и попытался встать.
- Ну е....твою мать! С...а ....а п....са кусок! - дама недвусмысленно торопила посетителя. - Ты б...ь в каких лесах прятался пока наши под Сталинградом на х... б...ть на смерть бились?! С...ка позорная!
- Уже иду! - донеслось откуда-то из коридора. - Я сейчас!
Мужичок у дверей опешил. Еще без веры в собственное счастья он преданно смотрел в сторону спасительного коридора. Откуда, не заставив себя долго ждать, появился высокий и опрятно одетый юноша.
- Можно мне быстренько? - дружелюбно спросил юноша.
- К...К...Конечно! - великодушно ответил мужичок.
- Спасибо огромное! Я тороплюсь просто... - парень откланявшись, постучал в дверь, приоткрыл и спросил - Можно?
- Грызло спрячь поц! Х....ли уставился мать твою? Заходи целиком, не в секс-шопе е....а в ...т.
Парень исчез за дверью. Тут же всю площадь места ожидающих наполнила громогласная брань.
- Ну зачем, зачем я... что же я... - мужичок не находил себе места. - как вот теперь?
- Ты чаво тут бродишь? - внезапно зазвучал чей-то голос. Обернувшись, мужчина увидел старушку со шваброй и пластмассовым ведерком.
- Я вот тут...жду...мне в...
- Ходють тут всякие, - бабушка вероломно прервала инженерские оправдания. - а потом табуретки пропадают.
- Какие табуретки? - мужичок округлил глаза.
- Ты это к Клавке штоль? - бабушка снова спросила даже не дослушав до конца. - щас к Клавке все ходють. И што там всем нада? Дура как дура, ничего особенного. Не лучше других ненормальных.
- КОГО??? - мужичок ошалел в край.
- ТОГО! - передразнила старушка. - протри глаза милок! Ты в больничке!
Сказав это, бабушка кинула ведерко на пол и прыгнув на швабру, мужским хриплым голосом пробасила:"В родные пенаты!", затем бегом рванула с места в пространство коридора, с энтузиазмом пародируя рев мотоцикла.
Мужичонка подошел к окну и попытался внимательно прочитать текст направления. Но противные буквы снова строили свои козни - то менялись местами, то меняли размер, а то и вовсе сбегали на подоконник.
- Вот он ты родной... - сзади раздался ласковый добрый голос. - а мы уже с ног сбились, все тебя ищем. Ну пойдем, пойдем.
И два больших добрых человека в белом, аккуратно взяв мужичка под руки, направились вдоль коридора.
- Вы такие большие, добрые, белые, увели меня от этого места. - мужичок благодарно блеял. - Вы наверное пекари?
- Это смотря как вести себя будешь...

вторник, 16 декабря 2008 г.

Укушеный радугой.

Укушенный радугой бросался логикой в неокрепшие умы типичных горожан, а они убегали по улице, словно имели наконец понимание. И вот, прибежали массы, обвинять в нехорошем инвалида, а он, пестря глазами, изливал на голый асфальт свою цветную душу.
- Фу! Какая грязь! - воскликнул пухленький горожанин.
- Грязь, это то, что пачкает, а не то, что легко стирается! - укушенный радугой отвечал между припадками, булькая и хрипя горлом, извергая все больше и больше красок из своего нутра.
Массы бурлили и кипели, несмолкающие разговоры стали восприниматься как данность. А укушенный радугой, то брызгая как фонтан, то струясь, словно вода по неровной крыше, опустел почти на половину.
Толпа буйствовала довольно долго и вот, сумерки начали давить на краски.
Чуть позже, инвалид полностью вытек.
Вечер сжимал все живое, радужное, цветное нутро в единую серую лужу. Люди начали ликовать, как дети в Рождество, а после... двинулись пингвиньим шагом к своим серым домам.
Серые люди в серых домах, доживают свои серые жизни.
Содрогаясь в паническом страхе стать очередной жертвой радуги...

Весна.

Улыбнись, ты - в муравейнике...

Yuva

Глядя одним глазом в небо, а другим в потолок я думал о смеющихся муравьях и что-то за спиной мешало мне управлять моим любимым оркестром.
Она дорисовывала очередной узор на моей спине. Так было всегда, после каждой ночи с ней.
-Представь себе смеющегося муравья, - сказала она, едва улыбнувшись краешком губ.
-Прикольно.
-А теперь представь, как можно рассмешить муравья...
Голос ее был непривычно строгим, совсем не таким, каким он был прошлой ночью. Я обернулся. Свет, ломавшийся окном, водопадом падал на ее лицо. "Весна" - непонятно почему подумал я. И тут я заметил то, чего раньше никогда не замечал... родинка. Маленькая родинка у уголка губ.
-Чего вылупился? Заметил, наконец.
Шок.
Я вдруг с ужасом заметил, что ее губы движутся раньше, чем до меня доносятся ее слова. Она говорила, но я не мог разобрать ни слова. Все сливалось в жуткую гамму звуков и внезапно осязаемых эмоций. Я в панике оттолкнул ее от себя и начал пятится назад.
Падение.
Боль.
Я полз, как змея в невесомости.
-Что с тобой, - молотом вошло в мои мозги. - Черт! Каждый раз ты меня пугаешь.
Слова утонули в больно стиснувшем пространстве, потом изменили цвет и повисли в воздухе.
Боль.
-Я так больше не могу!!! - единственное, что я успел разобрать до того, как мои уши расплавило дверным хлопком...
-"Психоделия шизоидная".
-В каком состоянии он был, когда вы его обнаружили?
- Он был без сознания, отсутствовал зрачок левого глаза... и еще вся спина была обожжена и изрезана. Такие следы остаются от веревок...
- Он был связан?
- Нет но, на пальцах не было ногтей...
- Любопытно... Он под вашей личной ответственностью.
- Понятно. - сказала она, едва улыбнувшись краешком губ...
Сквозь порванные губы и костную кашу, я пытался напевать любимую мелодию любимого оркестра...

II

Нет тени без света...

Prometheus

Это был большой, с множеством параллелей улиц, площадей, подворотен, переулков, домов, окон и парков... морг.
А вчера там выпал снег... послужив началом периода гона у оборотней - теней живущих по закону повторений друг друга. Оборотни с тихим шелестом подползали друг к другу и начинали свой собственный, стремительный и неудержимый танец. Они то сплетались воедино, то разделялись и на мгновение замирали, то, выворачиваясь на изнанку, меняли форму друг друга. Опять застывали. И все это было слишком спонтанно, как танец взбесившейся мысли.... А когда они достигали своего идеала друг в друге и становились единым целым - превращались в цветы. Траурные и черные...
Я любил смотреть на то, как на них падал снег и, тая, превращался в черные капли - "слезы оборотней". Другие же тени просто выполняли свою работу: убегали от света фонаря, молча лежали на земле, заглядывали в окна. Печальные и безжизненные окна, некогда отражавшие свет мнимого Солнца...
Я любил эти парки, аллеи и площади. Вот здесь я впервые увидел свою тень, вот здесь я перестал ее боятся, здесь познакомился с ней, здесь впервые ее обнял.... Здесь впервые увидел мнимое Солнце, напоминающее по форме человеческий рот.... По мере того как я вспоминал это все я жмурился и в блаженстве улыбался...
- Как успехи?
- Он все время молчит и водит пальцем по стене...
- Что-нибудь новое про него узнали?
- Да, до пяти лет он вообще не разговаривал, но учился писать а, следовательно, слышал и понимал о чем идет речь, горло и голосовые связки в порядке... он не хотел говорить.
- Откуда вы знаете, что он умеет писать?
- Записка, которую он оставил в детдоме: "Голоса - в - мне".
- Голоса во мне? Любопытно... Вы с ним пытались поговорить?
- Именно этим я и хотела сейчас заняться.
- Ну, не буду вас отвлекать, работайте...
Она вошла и сказала: "Здравствуйте". И я ужаснулся... Ее лицо было изуродовано следами негативных эмоций, которые она несла через всю жизнь....От глаз к губам вели тоненькие, но глубокие бороздки - дорожки от слез... Ее голос раскалывался в пустоте на Осторожность и Жалость. А их обоих я не люблю...
- Как вы себя чувствуете? - сказала она не раскрывая рта.
Я молчал и смотрел в недозеркало, вшитое в стену ржавой паутиной.
- Почему вы молчите? - голос был полон горечи, я увидел, как ее тень едва уловимым движением закрыла лицо ладонями.
Я посмотрел вниз, на заброшенное жилище моих старых друзей, которые давно уехали к себе в гости.... Когда она развернулась что бы уйти, я вдруг понял, что я похож на свой будущий труп...
- Глупо... - сказал я и еще раз посмотрел в недозеркало.
- Что - что??? Что глупо??? Ну, пожалуйста, не молчите...
- Слова - глупо, от них беды... - последнее, что я произнес, перед тем как лег и уснул...

III

Перед тем как начать игру - убедись, что в ней есть правила...

Yuva.

Я взял в руки нить и потянул на себя. Где-то раздался очередной крик, поднявшийся вверх эхом. Лес криков выпускал из себя нити по всей своей территории.
"Паутина" была слишком сплошной, что бы можно было пройти, не зацепив ни одну нить.
Но, проходя вглубь леса я заметил, что все чаще стали попадаться нити очень странного цвета. Я специально дотронулся до одной из них...
Боль...
Я увидел себя. Ребенком.
От боли меня начало шатать из стороны в сторону, я падал, цеплял нити, путался в них...
Я с матерью, я умираю, я рождаюсь, опять умираю, рожаю, смеется отец, смеясь рожаю отца...
Я проснулся.
Посмотрел на свою комнату и увидел себя бродящим по комнате... Я еще спал. Обхватив голову руками я закричал. И мне вдруг показалось, что я услышал эхо.
Она зашла с чужим лицом в руках. Я ткнул в него пальцем... Она сказала что это "из другой палаты" и спросила как у меня дела. Я сказал, что все хорошо по сравнению с размерами нашей планеты, на что она, обхватив голову руками, расплакавшись, вышла прочь. А я, увидев как пространство сгущает ее лицо, сел в угол и рассмеялся...
Она была похожа на муравья...
-- Что случилось?
-- На вопрос о его делах Он взвыл по волчьи, а затем сел посреди палаты и рассмеялся...
-- Вы спрашивали у больного как его дела???
-- Мне кажеться Он не совсем больной....
-- В смысле?
-- Представьте себе мир в котором есть длина и ширина но нет высоты....
-- Что с вами?
ОНИ сидели за мраморным столом, в середине огромного зала, у которого отсутствовали стены и потолок. Черная рука взяла белую пешку и сдвинула ее туда где стояла черная. Белая рука сжалась в кулак до хруста... А пешка, переливаясь, стала очередной серой пешкой в ряду черных и белых фигур...

Послесловие:

А иногда Вам будет казаться, что вы стоите на Клетке, в то время как Вы в ней находитесь...